Я сжал кулаки от ярости.

— Так, твоя мать знает, где Эйва. Но с чего бы ей идти против мужа? Ты же сказала, что она до смерти боится его.

— В том-то и дело. Но еще больше — я в этом убеждена — она ненавидит его. За то, что он с ней сотворил, за то, что он почти сломал ее, подмял под себя. Но все-таки не до конца. — Кая нагнулась ко мне. — Аксель, я знаю, что моя мать жаждет вырваться из ловушки отца. Я знаю это! И, как бы она ни боялась, думаю, она рискнет, чтобы вернуть утраченную когда-то свободу.

— Я очень надеюсь, что тебе удастся убедить ее, — произнес я. — Допустим, получится. Дальше что? Как она выведет Эйву из заточения? Сколько человек охраняет мою жену?

— Этого я не знаю, но предполагаю, что достаточно, чтобы предотвратить побег. Но, мой дорогой Аксель, вовсе не нужно убивать или вырубать охранников, когда их можно просто усыпить. Мама принесет им выпить. Уж отведать фирменного виски дома Нильсонов охрана не откажется, поверь мне.

— Как раз таки не факт, — возразил я. — Не думаю, что твой отец так глуп, чтобы нанять людей, которые способны напиться и уснуть на посту.

— О, ты в этом абсолютно прав. Но все же — мою мать все люди отца знают, как милейшую женщину, преданную спутницу и помощницу отца, не способную пойти против него. Мама скажет охране, что проследит за пленницей сама, и, пока она с ней, мужики могут немного расслабиться и отдохнуть. Совсем чуть-чуть, никто не будет их поить до свинского состояния. Им достаточно будет выпить порцию виски — недостаточно, чтобы опьянеть, что непозволительно на посту, но достаточно, чтобы заснуть от снотворного, которое я туда подмешаю.

Я взглянул на Каю с долей некоторого… уважения. Так, не нравится мне это. То, что она сейчас помогает мне, не отменяет того, что эта девица — чудовище.

— Хорошо. Думаешь, твоя мама справится?

— Она бесхребетная, безвольная трусиха, но вовсе не дура, Аксель, — усмехнулась Нильсон. — Дальше ей понадобится увезти Эйву подальше от места заключения.

— Куда-нибудь, где их буду ждать я, — добавил я.

— Да. А затем мы займемся моим отцом. — Кая Нильсон отпила кофе и очаровательно улыбнулась.

На следующий день Кая Нильсон «сбежала» из моего особняка.

Мог ли я верить этой змее, которая участвовала в уничтожении дорогих мне людей? Нет. Но варианта не верить у меня тоже не было. Если не решусь на что-то, точно потеряю Эйву и нашего ребенка. Так что если сделка с Каей Нильсон — моим заклятым врагом — единственное, что может мне помочь вернуть семью, я воспользуюсь этой помощью.

Каждый час моей жизни тянулся, как столетие. Я не находил себе места. Терзался и мучился мыслями, подозрениями, опасениями. Я не имел права что-то предпринимать, пока Эйва у врага, не имел права рисковать жизнью ее и ребенка. Поэтому ждал и сходил с ума во время этого ожидания.

Прежде чем мне позвонила Кая, прошло пять дней. На всякий случай, мы с ней условились сообщаться по новым телефонам и номерам, которые были куплены на чужие имена. Мало ли, вдруг Нильсон отслеживает действия дочери.

— Будь готов сегодня в 17 вечера явиться на условленное место, — сказала графиня и повесила трубку.

Я слегка подрагивающей рукой убрал телефон.

Значит, сегодня вечером я увижу свою жену. Лишь бы у старшей графини Нильсон все получилось, лишь бы не сорвалось…

Эллинор Нильсон сидела напротив мужа в его кабинете.

— Налей мне тоже, — попросила она его, наблюдая, как граф наливает себе виски. — Хочу расслабиться.

— Что же такого произошло, что ты так напряжена? — ухмыльнулся мужчина.

— Ты знаешь, что. Ведь это ты уготовил мне участь вновь стать матерью — чужого ребенка.

— Мы уже обсудили это. — Викар Нильсон досадливо поморщился.

— Я и не собиралась спорить, — поспешила заверить его супруга. — Напротив, раз уж у меня нет выбора, я хочу как можно лучше исполнить свою роль. Ведь ребенок ни в чем не виноват.

— У тебя немалый опыт, уверен, ты справишься с его воспитанием, — вновь ухмыльнулся граф.

— Я хочу навестить девчонку. Эйву.

— Это еще зачем?

— Она вынашивает моего будущего ребенка. — Графиня сделала упор на слово «моего». — Я желаю знать, как проходит беременность. Желаю видеть это своими глазами.

— Это ни к чему, — отмахнулся Нильсон. — Наш док позаботится о девчонке и ребенке.

— Ты не понимаешь, я хочу… — Эллинор запнулась, подбирая слова: — … мне важно самой видеть и хоть как-то участвовать, понимаешь? Чтобы подготовить себя. Чтобы мне потом легче было привязаться к малышу. Чужого ребенка любить очень тяжело.

— О да, уж кому, как не тебе, знать это.

От этих слов мужа графиня дернулась, словно от пощечины. Он годами терзал ее любовью к чужому ребенку, которого зачал от другой женщины, годами заставлял смотреть… и смеет издеваться над ней, говоря ей такие вещи.

— Ты ведь хочешь, чтобы я хорошо сыграла свою роль, дорогой? — женщина поднялась, с вызовом глядя на супруга.

Викар Нильсон не спеша сделал глоток, изучающе-пристально поглядел на жену и ответил:

— Что ж, съезди к девчонке. Я очень надеюсь, что ты сыграешь свою роль любящей матери не хуже, чем все эти годы играла роль любящей супруги.

Эллинор довез до места личный водитель ее графа-мужа.

— Эд, скажи, а как ты относишься к сладкому земляничному соку?

— Превосходно, госпожа, а почему вы спрашиваете? — удивился водитель, оглядываясь на графиню.

Это был здоровый лысый мужчина, густая борода которого с лихвой компенсировала отсутствие волос на голове. Водитель был до предела верен своему хозяину.

— Я попросила служанку сделать мне земляничный сок, а она, дура, сахар туда положила. Пятьсот раз говорила, что не употребляю сахар. Идиотка никак не запомнит. Уволить ее, что ли?

— А вы премии ее лишите, сразу память хорошая станет, графиня, — с ухмылкой посоветовал водитель.

— Может, ты и прав. Так что, будешь сок? Если нет, я вылью, не хочу эту сладкую гадость пить, фигуру портить.

— Да вы что, не надо выливать, госпожа. Я с удовольствием помогу вам. — Эд добродушно улыбнулся.

Эллинор с ответной дружелюбной улыбкой протянула ему бутылочку с соком и вышла из автомобиля. Они припарковались на окраине города — здесь стояли приличные, но скромные в сравнении с графским особняком дома. Эллинор направилась в один из них. Позвонила в дверь.

Открыли спустя пару минут. За порогом стояла высокая, фигуристая шатенка со смазливым лицом.

— Ты что, только встала? — спросила с иронией Эллинор, оглядывая тело девушки, облаченное в короткий пеньюар.

— Не дерзи мне, не то пожалуюсь Викару, — парировала шатенка, ничуть не смущаясь.

Эллинор вошла и закрыла дверь.

— Как она?

— Жива и ужасно раздражающе действует на меня своим присутствием в моем доме, — ответила девица, вытаскивая из холодильника упаковку йогурта.

— Бедняжка ты какая, вся жизнь состоит из сплошных трудностей, — фальшиво посочувствовала Эллинор любовнице мужа и направилась в подвал.

Графиня открыла дверь и увидела множество ступеней, ведущих вниз. Сойдя вниз, прошла по длинному коридору, в конце которого была металлическая дверь. Охраняли ее трое крепких мужчин.

— Госпожа Нильсон, здравствуйте, — поприветствовали они женщину.

— Добрый день, мальчики. Как вы тут? Пленница спокойно себя ведет?

— Да, она тиха, как мышь, госпожа. Видимо, понимает, что деваться ей некуда.

— Еще бы, с такой-то охраной. Я вам угощение принесла в знак благодарности за вашу хорошую службу.

Эллинор вытащила из сумочки бутылку лучшего виски, что нашлось в их доме.

— Да вы что, графиня, нам на работе пить нельзя, граф вышвырнет нас, если узнает, — испуганно отозвался один из мужчин.

— Да вы же совсем чуть-чуть, и я, кстати, никому не скажу, — улыбнулась женщина. — Поймите, эта девушка очень нужна моей семье. Она нужна мне. И я хочу, чтобы вы делали свою работу по высшему разряду. Но я прекрасно понимаю, что любая работа может встать поперек горла, если не разбавлять ее чем-то приятным хоть иногда.